Обсуждение результатов и выводы
Выборка нашего исследования оказалась составлена из людей, склонных к повышенной мобильности, – около двух третей всех респондентов совершали переезд из мест, где они родились. Учитывая, что при этом подавляющее большинство респондентов живут в крупных городах, весьма вероятно, что такая мобильность объясняется в том числе и тем, что в населенных пунктах крупнее размером больше квирсообщество и, соответственно, больше социальных ресурсов.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что значительная часть респондентов не состоят в отношениях (от 36,4% до 52,6% в разных группах). При этом у геев этот показатель максимальный – 52,6%, что может быть указанием на степень стигматизации этой группы, из-за чего ее представителям может быть сложнее находить партнеров и оставаться в отношениях из-за внешних условий, или говорить о влиянии интернализованной стигмы (Frost & Meyer, 2009).
Также вызывает интерес то, что существенная часть участников выборки указали, что вообще не имеют сексуальных контактов, в среднем почти 6%. Неизвестно (и требуется отдельно исследовать этот вопрос), можно ли в данном случае говорить о том, что респонденты описывают текущую ситуацию или, например, указывают на свою асексуальную идентичность, которую по каким-то причинам обозначают иначе. Стоит отметить, что одно из последних исследований показало, что в США к асексуалам себя относят не более 1,7% населения (Rothblum, E. D., Krueger, E. A., Kittle, K. R. et al., 2020).
При этом наше исследование показало, что существуют значительные межгрупповые различия. Так, у геев и бисексуальных женщин об отсутствии сексуальных контактов сообщили только 3,4% и 4,3% соответственно, а у лесбиянок и бисексуальных мужчин – 16% и 15,2%. И если у бисексуалов столь высокий показатель может быть объяснен довольно небольшой выборкой (N = 33), то у лесбиянок такой показатель, по-видимому, нуждается в дополнительном исследовании.
Обратимся теперь к описанию данных о различных психологических характеристиках исследованной выборки.
Использование более точной, однако неадаптированной версии опросника личной ГБ-негативности исключает возможность сравнения сырых баллов нашей выборки с сырыми баллами этого показателя у ЛГБ-людей, принимавших участие в других исследованиях. Впрочем, такое сравнение и не входило в задачи настоящей работы. Мы обнаружили, что уровень ГБ-негативности почти не отличается у разных групп, за исключением бисексуальных мужчин, у которых он почти в 1,5 раза выше, чем у других групп. Здесь, как и в ряде других случаев, стоит еще раз упомянуть, что в исследовании приняли участие всего 33 мужчины бисексуальной ориентации, что могло повлиять на полученные результаты. Впрочем, повышенный уровень личной бинегативности в этой группе также может говорить о двойной стигме (Friedman et al., 2014). В то же время такая же двойная стигма, по крайней мере в теории, могла бы существовать в отношении женщин гомо- и бисексуальной ориентации. Здесь, однако, по всей видимости, в дело вступают культурные особенности нашего социума, который, допуская определенную дискриминацию женщин, например в трудовой сфере («Российская газета», 2019), по- видимому, более терпим к вариативности женской сексуальности по сравнению с вариативностью сексуальности мужской. Действительно, разница в отношении к негетеросексуальным мужчинам и женщинам в российском обществе была отмечена еще И. Коном в книге «Лики и маски однополой любви. Лунный свет на заре», где было указано, что гомосексуальное поведение у мужчин скорее подвергнется осуждению, чем такое же поведение у женщин (Кон, 2003).
Как показал корреляционный анализ, шкала «Личная гомонегативность» положительно взаимосвязана со шкалами «Социальная тревожность» (rs=0,407; p≤,001), «Негативная возбудимость» (rs=0,316; p≤,001) и «Самооценка» (rs=0,120; p≤,01). Положительная связь между социальной тревожностью и личной ГБ-негативностью подтверждается данными обширного и свежего метаанализа (Mahon, Lombard-Vance, Kiernan, Pachankis, & Gallagher, 2021), который, впрочем, в основном опирается на исследования, проведенные в США. Во втором случае положительная корреляция также в целом предсказывается теорией, потому что, по данным исследований, высокий уровень негативной возбудимости надежно предсказывает склонность индивида негативно оценивать даже благоприятные ситуации, что, согласно RS-модели, может также способствовать более активной интернализации индивидом негативных посланий социума (Araiza, Freitas, & Klein, 2020). Таким образом, подтвердились рабочие гипотезы 1 и 3.
Сложнее дело обстоит с положительной связью, которая обнаружилась между шкалами «Личная гомонегативность» и «Самооценка», что противоречит рабочей гипотезе 2.
С одной стороны, такая связь как будто бы противоречит не только интуиции, но и эмпирическим данным. Например, отрицательную корреляцию обнаружили Яныкин и Наследов (2016) для российской выборки гомосексуальных мужчин и женщин, а Берг, Мюнте-Каас и Росс – в масштабном метаанализе (проанализировано 201 исследование с участием ЛГБ-людей, жиущих в Северной Америке) (Berg, Munthe-Kaas, & Ross, 2016). С другой стороны, могут быть и другие объяснения. Если исключить ошибки в расчетах и погрешности методик, можно выдвинуть несколько предположений, каждое из которых потребует дополнительных исследований. Например, можно предположить, что свою роль сыграл дизайн исследования. Блок со шкалой Розенберга был помещен в опроснике последним, кроме того, утверждения этой шкалы были предъявлены респондентам в такой последовательности, чтобы наиболее позитивные утверждения были последними. Можно предположить, что респонденты ситуативно давали этим утверждениям более высокую оценку, поскольку чувствовали себя лучше, «преодолев» длинную анкету и найдя в себе смелость предъявить свою стигматизируемую идентичность. Может быть и другое объяснение. Возможно, что в России у представителей квиркомьюнити в условиях большего, чем на Западе, давления социума выработался особенный механизм отношения к собственной стигме. Допустим, ЛГБ-люди в России дают социально ожидаемые ответы, которые могут быть интерпретированы как высокий уровень личной ГБ-негативности, тогда как в действительности самоотношение респондентов выглядит иначе. Таким образом, нам, вероятно, нужны другие, более чувствительные методики для определения уровня ГБ-негативности у российских ЛГБ-людей.
Кроме того, известно, например, по данным исследований Мейера (2003), что в ряде случаев производные стигматизации, например степень вовлеченности в жизнь ЛГБ- сообщества, могут выступать в роли модераторов в отношениях между внешними, связанными с гомофобией в обществе, стрессорами и психологическим благополучием.
Иными словами, чем сильнее давление социума на стигматизированную группу, тем сплоченнее стигматизированное сообщество, тем больше социальных ресурсов у члена такого сообщества, чтобы справляться с внешним давлением. Возможно, существует некий модератор, который меняет знак корреляции между самооценкой ЛГБ-людей и степенью их личной ГБ-негативности, который не был, однако, выявлен в рамках данного исследования. Можно предположить, что если уровень внешнего давления достигает определенного градуса, для индивида становится психологически выгоднее как бы бравировать собственным презрением к стигматизированной части своей идентичности, как если бы человек мог гордиться градусом обращенного к себе презрения.
Рабочая гипотеза 4 также не нашла подтверждения. Опираясь на данные социологии, которые указывают, что более возрастные респонденты, как правило, хуже относятся к ЛГБ-людям, мы предположили, что аналогичная тенденция может наблюдаться и в случае с интернализованной стигмой. Однако такой связи не обнаружилось. Гипотезы 13 и 16, которые явились производными гипотезы 4, а также гипотеза 14, тесно связанная с гипотезой 13, тоже не нашли подтверждения ни при анализе общей выборки, ни в разрезе групп разной ориентации.
Возможно, дело в особенностях выборки, на которые мы указали выше, однако, может быть, речь идет о наличии неких модераторов, которые также влияют на наличие или отсутствие статистически значимой связи между двумя переменными. Например, хотя принадлежность к более старшему поколению в среднем должна быть предиктором большего уровня ГБ-негативности, больший опыт взаимодействия с комьюнити в течение жизни, напротив, снижает ГБ-негативность, причем вес второго фактора оказывается выше. В связи с этим дополнительные исследования могли бы оттолкнуться от того факта, что отрицательная взаимосвязь между возрастом и уровнем личной гомонегативности обнаружилась у лесбиянок.
Рабочая гипотеза 5 также не нашла подтверждения, при этом выяснилось, что для людей с ученой степенью характерна более высокая личная ГБ-негативность, чем для всех прочих подгрупп. Как и в других случаях, это может объясняться особенностями выборки, потому что респондентов с ученой степенью во всех группах набралось всего 33 человека. Однако речь может идти и о более сложной закономерности или отличительной особенности этой социальной подгруппы. Кроме того, непараметрический анализ показал некоторые не очень ярко выраженные тенденции, указывающие на то, что люди с высшим образованием в среднем имеют уровень ГБ-негативности несколько ниже, чем люди без высшего образования.
Рабочая гипотеза 6 также не нашла прямого подтверждения: размер населенного пункта не влияет на уровень личной ГБ-негативности респондента, однако здесь также наблюдается тенденция, которая указывает на то, что жители больших городов все-таки склонны меньше критиковать себя за принадлежность к ЛГБ.
В соответствии с эмпирическими данными западных исследований подтвердились рабочие гипотезы 7, 8, 9 и 10. Выявлена положительная взаимосвязь шкалы «Личная гомонегативность» со шкалами «Маргинализация» (rs=0,231; p≤,001), «Дискриминация» (rs=0,146; p≤,001), «Сокрытие ориентации» (rs=0,411; p≤,001) и «Озабоченность стигмой» (rs=0,574; p≤,001) (Kuyper & Fokkema, 2010; Wegner, 2014; Dyar, Sarno, Newcomb, & Whitton, 2020). При этом дополнительные исследования нужны, чтобы установить происхождение групповых различий в наблюдаемых корреляциях.
Рабочая гипотеза 11 не нашла прямого подтверждения, однако обнаруженные тенденции (ЛГБ-люди, не состоящие в отношениях, демонстрируют самые высокие уровни ГБ-негативности) в целом согласуются с данными последних исследований, которые указывают на то, что стресс меньшинств в целом и высокий уровень ГБ- негативности в частности коррелируют с меньшим успехом в построении отношений (Elmer, van Tilburg, & Fokkema, 2022; Cao, et al., 2017; Doyle & Molix, 2015).
Вероятно, гипотеза 11 должна в дальнейшем исследоваться в связи с рабочей гипотезой 12, которая также не нашла однозначного подтверждения по результатам нашего исследования, поскольку проверка гипотезы 12 позволила установить, что уровень ГБ-негативности наиболее высок у респондентов, которые сообщают об отсутствии сексуальных контактов, что также может служить косвенным подтверждением предположения о негативном влиянии стресса меньшинств на способность ЛГБ-людей заводить удовлетворительные интимные отношения. С этой точки зрения также логичным выглядит тот факт, что наименьший уровень личной бинегативности демонстрируют бисексуальные мужчины, имеющие преимущественно гетеросексуальные (то есть наименее порицаемые обществом) контакты.
Гипотеза 15 нашла подтверждение лишь частично, причем, что примечательно, только у гомосексуалов. Шкала «Личная гомонегативность» оказалась взаимосвязана со шкалой «Оценка осознания, что есть другие негетеросексуальные люди» отрицательно (rs=-0,206; p≤,001). То есть чем хуже респондент оценивал информацию о существовании других гомосексуалов в момент ее получения, тем выше уровень личной гомонегативности респондента. Правильно истрактовать эти данные может быть непросто. С одной стороны, вполне вероятно, что они вновь указывают нам на особое положение гомосексуалов как наиболее стигматизируемой группы среди всего ЛГБ- комьюнити, отражающееся в том числе в языке, например в бранных словах, которыми люди могут начать пользоваться еще до того, как понимают их происхождение и значение. С другой стороны, возможна также и ситуация, когда респондент, некритически усвоив эту негативную оценку в отношении гомосексуалов, дает социально ожидаемый ответ, намеренно занижая собственную оценку.
Гипотезу 17 в полной мере проверить не удалось, так как выборка оказалась недостаточно большой, чтобы найти приемлемое для анализа количество респондентов с необходимыми комбинациями сексуального опыта. В целом данные анализа показывают, что ни примат какого-либо сексуального опыта, ни уровень субъективной оценки этого опыта не коррелируют с уровнем личной ГБ-негативности.
Обобщая вышесказанное, следует отметить, что основная гипотеза исследования подтвердилась частично. Уровень личной ГБ-негативности действительно связан с целым рядом факторов, таких как социальный и сексуальный опыт индивида, особенности его или ее личности, а также опытом, специфическим для стигматизируемой группы. Однако если в некоторых случаях, как, например, в случае с опытом стигматизации, обнаруженная связь прослеживается четко, в других случаях она либо не прослеживается, либо находится с основным исследуемым параметром в каких-то сложных отношениях, для исследования которых требуется проведение новых, более сложно структурированных исследований.
Будущие исследования в этом направлении должны, по-видимому, опираться на более масштабные и, следовательно, репрезентативные выборки, отобранные более тщательным образом. Очевидно также и то, что шкалы, использованные в исследовании, нуждаются в адаптации для русскоговорящих респондентов и апробации в условиях российского социума. Кроме того, учитывая сложные взаимосвязи между исследуемыми параметрами, в будущих исследованиях, вероятно, будет разумным сократить количество изучаемых параметров, взамен применив более сложные и трудоемкие методы статистической обработки собранных данных. Наконец, перспективным представляется дополнение количественных исследований качественными: например, многое могли бы дать полуструктурированные интервью или фокус-группы, где респонденты могли бы предоставить ценные сведения, проясняющие их отношение к задаваемым вопросам.