Внутренняя гомофобия и откуда она берется
Это адаптированная версия моей магистерской диссертации на тему "Социально-психологические факторы самостигматизации у людей с негетеросексуальной ориентацией", которую я защитил в Московской высшей школе социальных и психологических наук в 2022 году.

На прочтение материала у вас уйдет около 40-50 минут, для вашего удобства вверху страницы есть индикатор прокрутки, а также оглавление с гиперссылками.
Внутренняя гомофобия (ее еще называют интернализованной) или гомонегативность (используются также понятия би- и квирфобия, би- и квирнегативность) – неприятие тех или иных аспектов своей гомосексуальности или бисексуальности, а также негативное самоотношение, усвоенное негетеросексуальными/квирными людьми в процессе социализации. Часто синонимом служат понятия «внутренний/интернализованный гетеросексизм» и «личная гомонегативность». В настоящем исследовании я использую сокращение ГБ-негативность.
Эпидемиологические данные последних 50 лет показывают устойчивую диспропорцию: ЛГБ-люди в два с половиной раза чаще, чем гетеросексуальные, страдают от нежелательных психологических состояний (таких как депрессия, тревожные расстройства, злоупотребления психоактивными веществами и проч.) (см., напр., Mays & Cochran, 2001; Cochran, Mays, & Sullivan, 2003; Hatzenbuehler, Nolen-Hoeksema, & Erickson, 2008; Hamilton & Mahalik, 2009). С тех пор как гомосексуальность перестала считаться заболеванием per se (в США это произошло в начале 70-х, а в России – в 90-е, после исключения соответствующего диагноза из МКБ), исследователи пытаются объяснить наблюдаемую диспропорцию.
ЛГБ-люди в 2,5 раза чаще, чем гетеросексуальные, страдают от нежелательных психологических состояний
Психологические трудности лесбиянок, гомосексуалов, бисексуальных мужчин и женщин редко становятся предметом изучения в русскоязычной психологической науке, а самостигматизация (то есть,собственно, внутренняя гомофобия) как важный интрапсихический феномен ЛГБ-людей – тем более.

Целью моего исследования было выявить социально-психологические факторы самостигматизации людей с негетеросексуальной ориентацией.
Основные параметры и выводы исследования

В рамках моего исследования я проанализировал основные теоретические концепции и осветил ключевые исследования, посвященные вопросу самостигматизации ЛГБ-людей, влиянию стигмы на психологическое благополучие квирных индивидов и сложным взаимоотношениям внутренней стигмы и других социально-психологических факторов и особенностей носителей этой стигмы.

Я предложил теоретическую модель взаимоотношений целого набора социально-психологических факторов, связанных с внутренней стигмой ЛГБ-людей. На основе этой модели я провел эмпирическое исследование, которое помогло проверить наличие и особенности взаимосвязей между внутренней стигмой и различными особенностями личности, а также жизненным, социальным и сексуальным опытом индивида.

В опросе, который я проводил в процессе исследования, принял участие 551 человек, каждому из которых я безмерно благодарен за потраченное время, силы и помощь в распространении анкеты. К сожалению, для финальной обработки данных в соответствии с целью и тематикой исследования были отобраны только цисгендерные лесбиянки, геи, бисексуальные мужчины и женщины – в общей сложности 494 человека в возрасте от 18 до 65 лет. К сожалению, для того чтобы исследовать опыт транс-людей и небинарных персон выбранные нами методики не подходили, кроме того не удалось собрать достаточно репрезентативные выборки. Более подробное описание выборки представлено ниже.

В результате изучения и обсуждения полученных результатов исследования мы пришли к следующим основным выводам (подробнее – здесь):

1. Уровень внутренней ГБ-негативности практически не отличается у разных групп в зависимости от сексуальной ориентации, однако бисексуальные мужчины демонстрируют тенденцию к повышенной бинегативности.

2. Повышенный уровень таких личностных черт, как негативная возбудимость и социальная тревожность, положительно взаимосвязан с уровнем личной ГБ-негативности.

3. Показано, что уровень самооценки положительно коррелирует с уровнем личной ГБ-негативности. Этот вывод противоречит эмпирическим данным других исследований и нуждается в дополнительной проверке.

4. Возраст респондентов, возраст осознания ими своей ориентации, а также возраст вступления в первый сексуальный контакт (как гомо-, так и гетеросексуальный) не связан с уровнем личной ГБ-негативности. Единственное исключение составляет отрицательная корреляция между уровнем личной гомонегативности и возрастом у лесбиянок.

5. Уровень образования в целом не влияет на уровень личной ГБ-негативности, однако респонденты с высшим образованием демонстрируют несколько менее выраженную личную ГБ-негативность, чем другие подгруппы.

6. Опыт маргинализации, дискриминации и необходимость скрывать свою ориентацию положительно связаны с уровнем личной ГБ-негативности у ЛГБ-людей.

7. ЛГБ-люди, не состоящие в отношениях и не сообщающие о наличии сексуальных контактов, демонстрируют несколько более высокий уровень личной ГБ-негативности.

8. Уровень личной гомонегативности у геев положительно коррелирует с оценкой информации о существовании других людей негетеросексуальной ориентации в момент ее получения. То есть чем хуже респондент оценил тот факт, что в мире есть другие гомосексуалы, тем выше его уровень личной гомонегативности.

Полученные данные предоставили более полную информацию о психологических особенностях ЛГБ-людей в России и наметили направление возможных дальнейших исследований.
Общий контекст исследования

К началу 2000-х в научной литературе сложился консенсус: диспропорция в частоте и интенсивности психических расстройств между гетеросексуальным большинством и негетеросексуальным меньшинством объясняется по преимуществу тем, что ЛГБ-люди подвергаются стигматизации – им открыто указывают на недопустимость их инаковости.

Теоретической основной вышеназванного консенсуса послужили, среди прочего, идеи Эмиля Дюркгейма, который еще в конце XIX века первым обратил внимание социологической науки на два важных обстоятельства человеческой жизни: несоответствие общественной норме всегда порицается (Дюркгейм, 2021), а невозможность следовать общественной норме вызывает у индивида сильный стресс, который может порождать суицидальные мысли (Дюркгейм, 2019).

Действительно, по крайней мере в течение почти всего XX века сексуальные меньшинства подвергались дискриминации и даже институционализированным преследованиям: от тюремных сроков и химической кастрации до прямого физического уничтожения в концентрационных лагерях (Adam, 1987).
По состоянию на декабрь 2020 года гомосексуальные контакты криминализованы в 69 странах (35% членов ООН), а в ряде стран караются смертной казнью (ILGA, 2020).
Однако даже после упразднения наиболее бесчеловечных форм дискриминации и преследования положение ЛГБТ-людей остается далеким от благополучного. Борьба за гражданские права в обществах культурного Запада обеспечивает физическое выживание и некоторый уровень безопасности и иногда бытового комфорта, сложнее дело обстоит с психологическим благополучием. Например, в 2018 году 68% гомосексуальных людей в Великобритании не отваживались держаться за руки на людях из страха осуждения со стороны окружающих (Government Equalities Office, 2018).

Множество эмпирических наблюдений подсказывает, что дело не только в том, что быть ЛГБ недопустимо в глазах большинства. Еще 20 лет назад Хюбнер, Дэвис, Немерофф и Айкен (2002) отмечали, что если сексуальная идентичность, отличная от гетеросексуальной, формируется в стигматизирующей социокультурной среде, ее носитель почти неизбежно интернализирует больший или меньший объем негативных посланий социума (этот феномен называется самостигматизацией). Так в жизни индивида формируется еще один стрессор (в дополнение к тем, с которыми сталкивается любой «обычный» гетеросексуальный человек), и эта внутренняя стигма оказывает негативный эффект на психологическое благополучие.

Хотя исследователи почти единодушны в том, что основным источником интернализованной стигмы являются господствующие в обществе стереотипные негативные установки в отношении отдельных групп людей, механизм такой интернализации до конца не изучен. Не вполне ясно также и то, в какой связи находятся такое психологическое образование, как «внутренняя стигма», с одной стороны, и особенности личности, жизненный опыт и социальная история индивида – с другой. Особенно малоизучен этот вопрос в отечественной литературе, где полноценного направления, аналогичного западным queer studies, пока не сложилось.

Своим исследованием я рассчитывал осветить вопрос многообразных связей, существующих между внутренней стигмой негетеросексуальных людей и различными факторами их личности и жизни.

Я планировал обнаружить ряд социально-психологических факторов (например, возраст, жизненный и сексуальный опыт индивида, а также уровень его самоуважения и проч.), которые находятся в отношениях взаимного влияния с уровнем самостигматизации у негетеросексуальных людей.
Что такое стигма

В русский язык слово «стигма» (στίγμα) пришло из древнегреческого, где оно обозначало «метка», «пятно», «клеймо». Словарь Ушакова определяет слово «стигма», среди прочего, как «клеймо, ставившееся на теле рабов или преступников в Древней Греции». До недавнего времени слово это в основном употреблялось во множественном числе («стигматы») и преимущественно в религиозном контексте, как «знаки, иногда появляющиеся на теле человека и связанные, как правило, с сильными религиозными переживаниями, <которые> в христианстве соотносятся с крестными страданиями Иисуса Христа» (Большая российская энциклопедия. Электронная версия, 2017). Однако в настоящее время в психологии и в целом науках об обществе слово «стигма» приобрело несколько иное значение.

Херек (2004) называет пять важных аспектов, присущих употреблению слова «стигма» в контексте психологической науки.

Во-первых, стигма указывает на имманентно присущее индивиду свойство или длящееся состояние, будь оно физически выраженным или чисто символическим. Во-вторых, это свойство, состояние, особенность или отметка не являются смыслосодержащими, смыслом их наделяет отношение общества. В-третьих, смысл, которым общество наделяет указанную особенность индивида, всегда имеет негативную коннотацию или оценку. Все члены данного сообщества понимают негативный смысл, приписываемый стигме: носитель указанной особенности является преступником, нарушителем порядка и проч., самим фактом своего существования совершает постыдное деяние, а значит, заслуживает осуждения, должен быть подвергнут остракизму. Таким образом, носитель стигмы не просто отличается от членов данного сообщества, но является объектом осуждения со стороны этого сообщества, которое считает указанное отличие дискредитирующим. При этом, как отмечает Гофман (1963), все члены общества, вне зависимости от того, являются они носителями стигмы или нет, одинаково понимают, что стигма (равно как и ее отсутствие) представляет собой социальную роль, от исполнителя которой ожидается строго определенное поведение; содержание ролей понимается всеми членами сообщества одинаково вне зависимости от того, какую роль исполняют они сами.

Четвертый важный аспект стигмы – ее всеобъемлющий характер. Стигма полностью поглощает личность индивида: отвергается не одно какое-то его или ее «запретное» свойство, а вся личность-носитель этого свойства целиком. Стигма становится тем «фасадом» личности, за который взгляд общества больше не проникает – теперь индивид понимается только как носитель стигмы, какие бы еще свойства его не отличали. Наконец, принципиальным отличием ролей стигматизированного индивида и индивида без стигмы является дисбаланс власти: носитель стигмы всегда по умолчанию имеет меньше власти, меньше ресурсов и возможностей эти ресурсы обрести (Goffman, 1963; Jones, et al., 1984; Link & Phelan, 2001).
Стигматизация и самостигматизация ЛГБ

Негативное отношение к людям негетеросексуальной ориентации часто обозначается термином «гомофобия». Это понятие в 1972 году в научный оборот ввел Джордж Вайнберг (1972). Им он обозначил иррациональный страх гетеросексуалов контактировать с ЛГБ-людьми. Вайнберг также, вероятно, впервые назвал гомофобию формой предрассудка, который приводил к насилию в отношении ЛГБ-людей, постулировав, что «проблема гомосексуальности» заключается не в существовании негетеросексуальных людей, а в нетолерантности гетеросексуального большинства, стремящегося навязать меньшинству традиционные <...> гендерные роли (Herek, 2004).

Довольно скоро предложенный Вайнбергом термин стал подвергаться критике как неадекватно отражающий реалии внешнего и внутреннего давления, которому подвергаются ЛГБ-люди. Так, Херек, признавая безусловные заслуги Вайнберга, неологизм которого сделал возможным целое новое направление общественной дискуссии, все же считает, что термин «гомофобия» слишком узок (Herek G., 2004). «Фобия», пишет Херек, указывает только на страх и избегание, тогда как речь идет чаще о злости и отвращении. Кроме того, термин «гомофобия» представляет собой пример использования патологизирующего медицинского языка (Herek, 1994; 1995).

Феминистские исследовательницы и исследователи обращали внимание на то, что термин некорректен как минимум по двум причинам. Во-первых, с присущей им политически мотивированной прямотой они утверждают, что страх перед лесбиянками, гомо- и бисексуалами не так уж иррационален: негетеросексуальные ориентации и идентичности действительно бросают вызов мужскому доминированию и гетеропатриархальным установкам и структурам, превалирующим в обществе. Во-вторых, термин «гомофобия» как бы помещает предрассудок внутрь индивида («гомофоб "боится" ЛГБ»), тогда как более широкий социокультурный контекст явления игнорируется («на самом деле патриархат боится ЛГБ» – в этом смысле «гомофоб» до известной степени сам становится жертвой патриархата, так как последний навязывает первому определенное, жестко заданное отношение к той или иной форме инаковости, даже если это навязанное отношение очевидно не отвечает интересам индивида, как это происходит в случае родителей, которые отвергают своих инаковых детей). Наконец, термин «гомофобия» считается андроцентричным, то есть интерпретирует гомосексуальность как нечто относящееся исключительно к геям, в результате чего становится невозможным исследовать сложные и многообразные взимосвязи гомофобии и сексизма как двух важнейших стрессоров, которые влияют на жизни гомо- и бисексуальных женщин, чей опыт, вследствие такого двойного давления, фундаментально отличается от опыта подавления, с которым сталкиваются гомо- и бисексуальные мужчины (Kitzinger, 1996; Kitzinger & Perkins, 1993; Pharr, 1988; Rich, 1980).

Адепты феминистского подхода предложили вместо термина «гомофобия» использовать зародившийся в недрах ЛГБ-активистского движения термин «гетеросексизм» (Herek, 1995). Этот термин отсылает не столько к интрапсихическим процессам индивида, сколько к идеологической системе, которая оперирует одновременно на личном, институциональном и культурном уровнях, с тем чтобы стигматизировать, «отменить» и опорочить любой негетеросексуальный способ существования (Herek, 1995; Kitzinger, 1996; Szymanski, Kashubeck-West, & Meyer, 2008 (а)).

Большинство теорий формирования ЛГБ-идентичностей (Cass, 1984; D'Augelli, 1994; Weinberg, Williams, & Pryor, 2006) постулируют, что такие идентичности формируются в культурной среде, где романтическое, эмоциональное или сексуальное влечение к партнеру того же пола считается крайне предосудительным и стигматизируется (Huebner, Davis, Nemeroff, & Aiken, 2002). В результате наличие некоторого уровня самостигматизации просто из-за принадлежности к стигматизируемой группе неизбежно, по-видимому, для любого представителя ЛГБ-сообщества.

Для описания психического образования, которое формируется внутри личности индивида под воздействием стигматизации, Вайнберг еще в 1972 году предложил термин «внутренняя, или интернализованная, гомофобия», то есть аутонаправленное отвращение, связанное с принадлежностью к сексуальному меньшинству (Weinberg, 1972).

В соответствии со своей концепцией феминистские авторы предлагали обозначать то же явление как «интернализованный гетеросексизм» (Szymanski, 2004; Szymanski & Chung, 2003). Этот термин, так же как и исходный «гетеросексизм», помогает поместить явление интернализации индивидом имеющихся в обществе негативных представлений о нем в широкий контекст, который учитывает культурно-исторические аспекты стигматизации и связанные с ней дисбалансы власти и, что особенно важно, признает высокую значимость таких социальных конструктов, как гендер (Herek, 1994, 2004; Kitzinger & Perkins, 1993; Szymanski, 2004; Szymanski & Chung, 2003).

Впрочем, термин «внутренний гетеросексизм» также не лишен недостатков. Несколько авторов (см., напр., Kitzinger, 1996; Kitzinger & Perkins, 1993; Perkins, 1991) считают, что этот термин до некоторой степени дискриминирует ЛГБ-людей. Дело в том, что он имеет негативную коннотацию и фактически приравнивает уникальные переживания негетеросексуальных людей, возникающие вследствие столкновения с гетеросексистским обществом, к своего рода патологии, которая как будто бы развивалась из-за недостаточной способности индивида сопротивляться внешнему давлению. Сторонники этого взгляда считают, что термин «интернализованный гетеросексизм» смещает акцент и ответственность за негативное влияние этого феномена на психику человека с социума на индивида («ты мало сопротивлялся давлению и принял неверные установки»), тогда как более важно обращать внимание на несовершенство существующего общественного уклада (Kitzinger & Perkins, 1993; Perkins, 1991; Kitzinger, 1996). Важно понимать, что интернализованный гетеросексизм в обществе, насквозь пропитанном гетеросексизмом внешним, не должен рассматриваться как нечто, что индивид может и тем более должен преодолеть некоей внутренней работой или самосовершенствованием, поскольку гетеросексистское и патриархальное общество стремится всячески подавлять не только самовыражение, но даже и самопознание у людей, отличающихся от патриархальных представлений о норме (Brown, 1994).
Из-за этого особенно остро ощущается вредоносность запретов «пропаганды» ЛГБТ+, которые фактически блокируют здоровую общественную дискуссию на тему сексуальности и гендера. Впрочем, нельзя не отметить и иронию, присущую ситуации: продолжающаяся с 2013 года гомофобная информационная кампания способствует большей осведомленности общества о проблемах ЛГБТ-людей.
Пытаясь преодолеть эти ограничения, исследователи предложили ряд новых терминов для описания того же феномена, например гомонегативность (Hudson & Ricketts, 1980; Morrow, 2000) и, соответственно, интернализованная гомонегативность (Mayfield, 2001). Этот термин отражает не просто страх или отвращение, но более широко понимаемый негативный аффект, возникающий у гетеросексуального индивида, и убеждения, присущие этому индивиду относительно ЛГБ-ориентаций. В то же время он все еще не соответствует критериям, которые выдвигали феминистские критики, а именно – по-прежнему делает акцент на внутренних переживаниях (относительно других или себя) конкретного человека и игнорирует тот факт, что гомофобия является фактически одним из институтов патриархального, гетеросексуального общества, который к тому же имеет свойство всепроникающей системности (Szymanski & Chung, 2003).
Стигма и ее влияние на психологическое благополучие ЛГБ

Еще в 1973 году Американская психиатрическая ассоциация исключила гомосексуализм из списка диагнозов второго издания диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам (DSM-II) (Drescher, 2015). Вслед за этим Американская психологическая ассоциация в 1975 году постановляет: «...гомосексуальность per se не предполагает никаких ограничений в способности выносить суждения, <психической> устойчивости, надежности или общих социальных и трудовых способностях» (Conger, 1975).

Эти решения, наконец, позволили перестать искать источники «болезни гомосексуализма» и начать разбираться с настоящими психологическими трудностями, которые стоят перед ЛГБ-людьми. Пожалуй, наиболее емко этот парадигмальный сдвиг в науке ухватил в своем знаменитом комментарии Джадд Мармор.
Базовый вопрос не в том, можно ли считать некоторых или многих гомосексуалов невротиками. В обществе нашего типа, где гомосексуалы поголовно подвергаются унизительному или презрительному обращению – не говоря уже о прямой враждебности, – было бы удивительно, если бы значительное их число НЕ страдало от низкой самооценки и в какой-то степени несчастья из-за их стигматизированного статуса... Однако откровенно необоснованно и неточно приписывать такого рода невротизм, когда он действительно имеется, внутренним аспектам самой гомосексуальности.
Джадд Мармор, "Гомосексуальность и вопрос психического здоровья" (1980)
Научных данных, подтверждающих, что ЛГБ-люди страдают от большинства психологических проблем чаще, чем гетеросексуалы, за последние годы накоплено достаточно много. Негетеросексуальная ориентация считается значимым предиктором повышенной частоты встречаемости депрессии, тревожных расстройств, зависимостей исуицидального поведения (см., напр., Cochran, Mays, & Sullivan, 2003; Gonsiorek & Rudolph, 1991; Bostwick, Boyd, Hughes, West, & McCabe, 2014; Kerridge, et al., 2017; King, et al., 2008; McCabe, Hughes, Bostwick, West, & Boyd, 2009; Meyer, 2003).

Исследователи давно пытались найти объяснение этому феномену. Значительную работу в этом направлении проделали представительницы и представители феминистского подхода. Феминистский подход постулирует тождество между личным и политическим, утверждая, что трудности, с которыми сталкивается личность, тесно связаны с широким политическим, культурным, социальным и экономическим контекстом, в котором эта личность находится. Соответственно, современные феминистские авторы (см., напр., Brown, 1988, 1994; Rotosky & Riggle, 2002; Szymanski, 2005а; 2005b; 2006) считают, что гетеросексизм, по-видимому, оказывает прямое негативное влияние на психологическое благополучие ЛГБ-людей, которые, будучи ограничены в доступе к различным ресурсам, кроме того, систематически подвергаются опыту замалчивания, отвержения, осуждения, харассмента, дискриминации и физического насилия. То есть, говорят представители этого направления, общий стресс, которому подвержены ЛГБ-люди, больше, чем у гетеросексуальных людей, чем и объясняется их относительно худшее психологическое благополучие (Brown, 1988, 1994; Enns, 2004; Worell & Remer, 2003).

В 2003 году Илан Мейер предложил собственное объяснение того факта, что ЛГБ- люди чаще, чем гетеросексуалы, демонстрируют различные симптомы и признаки нежелательных психологических состояний. Этот подход, получивший название «теория стресса меньшинств» (Meyer, 2003), по сути, является развитием теории социального стресса (см., напр., Dohrenwend, 2000), которая в свою очередь расширяет общую теорию стресса, утверждая, что стрессом для индивида могут быть не только какие-то события (например, потеря близкого, травма или увольнение) или обстоятельства (например, внезапная бедность или вынужденный переезд) частной жизни (Dohrenwend, 1998), но и определенные факторы социальной среды. Эти факторы (как и «обычные» тяжелые события жизни) вносят в жизнь индивида некоторые изменения, к которым тот вынужден адаптироваться, то есть выступают в качестве «классических» стрессоров (Allison, 1998; Barnett, Biener, & Baruch, 1987; Clark, Anderson, Clark, & Williams, 1999; Meyer, 1995; Mirowsky & Ross, 1989; Pearlin, 1999).

Теория стресса меньшинств также опирается на некоторые находки других теоретических направлений, изучающих влияние на психологическое благополучие индивида таких факторов, как стигматизация и предрассудки (см., напр., Allport, 1954; Crocker, Major, & Steele, 1998). Считается, что статус меньшинства (например, расового или сексуального) создает в жизни индивида совершенно дополнительный особый, хронический и социально обусловленный стрессор, который оказывает существенное негативное влияние на психологическое благополучие человека. Очевидно, что стрессор такого рода отличается от стрессоров, имеющих в своей основе биологические, генетические или личностные особенности индивида, так как является производной весьма устойчивых и влиятельных социальных структур, институтов и процессов. В самом общем виде объяснительная модель теории стресса меньшинств приводится ниже.
Влияние стресса меньшинств на проблемы со здоровьем у ЛГБ
Развивая подход Лазаруса и Фолкман (1984), Мейер (1995; Meyer & Dean, 1998) поместил все стрессоры, характерные для ЛГБ-меньшинств, на континууме от дистальных, то есть буквально отдаленных от личности человека, до проксимальных, то есть близких к ядру его личности (Balsam & Szymanski, 2005; Bos, van Balen, van den Boom, & Sandfort, 2004; DiPlacido, 1998; Meyer, 1995; 2003).

Типологически Мейер выделил три группы стрессоров, перечислив их в порядке приближения к проксимальным: а) внешние, объективные, порождающие стресс события и условия (хронические и острые); б) ожидания такого рода событий и бдительность, требующаяся от личности, чтобы противостоять этим стрессорам; в) интернализация негативных установок социума. Кроме того, позже к этому списку был добавлен стресс, связанный с необходимостью сокрытия своей ориентации.

Считается, что дистальные стрессоры, к которым относятся дискриминация, харассмент и насилие, порождаемые гетеросексистским обществом, приводят к формированию проксимальных стрессоров, которые представляют собой внутренние, субъективные реакции человеческой психики на дистальные стрессоры. Одним из таких проксимальных стрессоров является интернализованная стигма, то есть некритически усвоенная индивидом стереотипная негативная оценка социумом его личностных черт или имманентно присущих ему характеристик. В последние годы множество исследований показало, что каждый из этих стрессоров может негативно влиять на психическое здоровье ЛГБ-людей (Bostwick, Boyd, Hughes, West, & McCabe, 2014; Hatzenbuehler, Nolen-Hoeksema, & Erickson, 2008; Herek, Gillis, & Cogan, 1999; Mays & Cochran, 2001; Newcomb & Mustanski, 2010; Riggle, Rostosky, Black, & Rosenkrantz, 2017).

Развивая теорию стресса меньшинств, а также основываясь на транзакционном определении стресса (Monroe, 2008), которое подразумевает, что при определении негативных последствий стресса на психологическое благополучие индивида значение имеют как средовые факторы (то есть объективные обстоятельства стрессовой ситуации), так и реакции (то есть оценка объективной ситуации индивидом), Марк Хатценбелер выдвинул концепцию психологическоймедиации (psychological mediation framework) (Hatzenbuehler, 2009).

Если Мейер считает, что связанные со стигматизацией дистальные и проксимальные стрессоры, специфичные для отдельных групп (group-specific social stressors), объясняют всю наблюдаемую разницу в частоте и интенсивности негативных психологических состояний у гетеро- и негетеросексуальных людей, то Хатценбелер утверждает, что стигматизация и связанные с ней дистальные стрессоры выступают медиаторами, которые увеличивают степень активации общих для всех людей психологических механизмов, что в свою очередь и объясняет повышенную частоту и интенсивность наблюдаемых у ЛГБ-людей психопатологий.

Хатценбелер выделил три общих для всех людей группы психологических процессов, опосредующих влияние стрессоров на психологическое благополучие: а)копинги / эмоциональная регуляция; б) социальные / интерперсональные; в) когнитивные.

Согласно концепии психологической медиации, в каждом из этих общих процессов внешние, связанные со стигмой стрессоры, возбуждают отдельные патологические процессы. Например, воздействуя на процессы первой группы (копинги / эмоциональная регуляция), стигма стимулирует у индивида руминацию, которая в свою очередь способствует проявлению депрессивной или тревожной симптоматики. Во второй группе, к которой относятся социальные и интерперсональные психологические процессы, стигматизация активирует, в частности, социальную изоляцию, которая затем также снижает способность индивида противостоять развитию психопатологических состояний.
Модель психологической медиации Хатценбелера
На когнитивном уровне стигма может провоцировать ощущение безнадежности, что также может привести к нежелательным психологическим состояниям.

Наиболее современным развитием подхода Мейера и Хатценбелера является предложение Фейнстейна (2018) приложить модель чувствительности к отвержению (rejection sensitivity model; RS-модель) Дауни и Фельдмана (1996) к интрапсихическим процессам ЛГБ в связи с реакцией на стигма-стрессоры.

Дауни и Фельдман предложили концептуализировать чувствительность к отвержению как когнитивно-аффективную предрасположенность с беспокойством ожидать и с готовностью принимать отвержение, равно как интенсивно реагировать на него (Downey & Feldman, 1996). По их мнению, ранний опыт отвержения (со стороны родителей или других значимых взрослых, сиблингов или ровесников) может формировать у индивида ожидания отвержения в будущем, а также вынуждать его или ее придавать особенное значение тому, чтобы избегать отвержения. Это, в свою очередь, побуждает индивида быть чрезмерно настороженным относительно потенциальных признаков отвержения, воспринимать как полноценное отвержение слабые или даже двусмысленные сигналы от окружающих, а также необоснованно остро реагировать на воспринимаемое отвержение. Общий принцип работы RS-модели приведен на рис. 3 (Romero-Canyas, Downey, Berenson, Ayduk, & Kang, 2010).
RS-модель
И Мейер, и Хатценбелер описывают ожидание отвержения как проксимальный стрессор, и с тех пор множество исследований были посвящены влиянию этого фактора на психологическое благополучие ЛГБ-людей (см., напр., Puckett, Maroney, Levitt, & Horne, 2016; Puckett, Surace, Levitt, & Horne, 2016). Однако чувствительность к отвержению представляет собой отдельный конструкт, так как описывает сложный процесс, вовлекающий как когниции (собственно некоторые ожидания относительно вероятности отвержения), так и аффекты (то есть озабоченность или беспокойство по поводу грядущего отвержения), тогда как собственно ожидания отвержения, в том виде, в каком они концептуализированы в теории стресса меньшинств и концепции психологической медиации, являются в большей степени когнитивным процессом, слабо связанным с аффектом (Zimmer-Gembeck, Nesdale, Webb, Khatibi, & Downey, 2016). Кроме того, теория стресса меньшинств считает, что настороженность может сопровождать ожидания отвержения, а концепция психологической медиации признает, что чувствительность к отвержению может быть проксимальным стрессором, но ни один подход не раскрывает внутренние механизмы работы этого психологического образования.

Файнстейн полагает, что RS-модель может помочь нам продвинуться в понимании процессов, влияющих на психологическое благополучие ЛГБ-людей, а) подчеркивая роль индивидуальной перцепции при проживании опыта, связанного со стигматизацией; б) признавая, что различные эмоции, связанные с ожиданием отвержения (например, гнев и тревога), могут иметь различное влияние на другие механизмы психики; в) призывая глубже исследовать работу внимания и памяти, задействованных в активации и укреплении механизмов ожидания и чувствительности к отвержению; наконец, г) обращая внимание на временной аспект всех процессов, связанных с опытом переживания стигматизации, как внешней, так и внутренней.

Важно отметить, что RS-модель основывается на представлении, что важнейшим этиологическим фактором в развитии чувствительности к отвержению считается ранний детский опыт (Downey & Feldman, 1996). При этом установлено, что представители сексуальных меньшинств имеют диспропорционально большой негативный детский опыт, включая сексуальное и физическое насилие (см., напр., Friedman, et al., 2011), а исследования показали, что родительское отвержение (Pachankis, Goldfried, & Ramrattan, 2008) и отвержение (Feinstein, Goldfried, & Davila, 2012) связаны с чувствительностью к отвержению, имеющей отношение к сексуальной ориентации.

Файнстайн подчеркивает, что при активации механизмов чувствительности котвержению важную роль могут играть индивидуальные особенности восприятия триггеров, запускающих когнитивно-аффективные процессы, описанные RS-моделью. Например, это касается восприятия микроагрессий. Так, Лилиенфельд (2017) ранее показал, что это восприятие может зависеть, например, от склонности к негативному аффекту.

Кроме того, важно различать эмоции, связанные с ожиданием отвержения, в частности гнев и тревогу, тогда как тревога, связанная с ожиданием отвержения, может провоцировать у индивида склонность к социальной изоляции, гнев, напротив, побудит его или ее вступать в конфронтацию. Две эти стратегии совладания со стрессом, вызванным ожиданием отвержения, будут иметь разные воплощения в реальном поведении, а значит, различное влияние на общую способность индивида переносить стресс, связанный с опытом стигматизации, и его/ее психологическое благополучие.

Помимо этого Айдюк и коллеги (Ayduk, et al., 2000), а также Беренсон и коллеги (Berenson, et al., 2009) показали, что в ситуации, когда возможно отвержение, люди, особо чувствительные к нему, автоматически оказываются в состоянии сильного негативного аффекта, из-за чего их фокус внимания сужается. Таким образом, внимание может дополнительно заостряться на потенциальных источниках отвержения, что создает положительную обратную связь между ожиданием отвержения и негативными эмоциями, связанными с таким ожиданием. Более того, люди, склонные чувствовать отвержение, более склонны также и к негативным воспоминаниям о социальных ситуациях (Mor & Inbar, 2009). Все это указывает на важность исследований памяти и механизмов восприятия применительно к опыту стигматизации у ЛГБ-людей.

Наконец, RS-модель существенно расширяет объяснительную и прогностическую силу теории стресса меньшинств и концепции психологической медиации, предлагая введение также и временного фактора. Во-первых, RS-модель предполагает некоторую временную иерархию событий (тогда как два других подхода ничего не говорят о последовательности активации различных элементов), а во-вторых, указывает на то, что степень чувствительности к отвержению может быть связана со стадией развития личности (у подростков, например, больше, чем у взрослых) (см., напр., Pachankis, Sullivan, Feinstein, & Newcomb, 2018) и со стадией развития сексуальной идентичности (Rendina, Carter, Wahl, Millar, & Parsons, 2019). Более того, сам Файнстейн в другом исследовании установил, что степень чувствительности к отвержению у испытуемых может колебаться от недели к неделе (Feinstein, Davila, & Dyar, 2017).
По самым консервативным оценкам, в России живут не менее 10 миллионов квир-людей
Стигма ЛГБТ-людей в России

Доподлинно неизвестно, сколько представителей ЛГБТ+ живут в России. Данные такого рода систематически не собираются ни государственными органами, ни научными институциями. Оценить размер и состав этой социальной группы можно только методом экстраполяции, используя данные исследователей в США и Европе.

Так, по подсчетам Gallup, в 2021 году к представителям негетеросексуальной ориентации и трансгендерам себя отнесли 7,1% населения США. Это на 1,5 процентных пункта больше, чем в 2020-м, и вдвое больше, чем когда Gallup впервые провела такой опрос в 2012-м (Jones, 2022). При этом, если за основу брать не самоидентификацию, а просто наличие гомосексуального опыта и тем более влечения, то окажется, что до 13,6% женщин и до 7,1% мужчин могут быть отнесены к ЛГБ (Gates, 2015). Кроме того, некоторые исследования показывают, что традиционные методики (когда исследователи задают респондентам прямые вопросы о сексуальном опыте и сексуальной идентичности) могут существенно искажать получаемые данные: разница может достигать 59% и 65% соответственно (Coffman & Coffman, 2016).

Если экстраполировать даже самые консервативные из этих оценок на Россию, окажется, что в нашей стране живут не менее 10 миллионов человек, которые потенциально могли бы причислить себя к лесбиянкам, геям, бисексуалам, трансгендерам и другим категориям негетеросексуальных и гендерно-небинарных людей.

При этом даже поверхностный анализ ситуации показывает, что условия, в которых живут наши квирные соотечественники, благоприятными с психологической точки зрения назвать нельзя.

Согласно одному из последних опросов («Левада-центр», 2021), подавляющее большинство граждан России относятся к ЛГБТ-людям нетерпимо. Согласно данным «Левады» (2021), за последние два года доля россиян, считающих, что взрослые люди, вступающие в отношения с представителями своего пола, имеют на это полное право, выросла с 19% до 25%, хотя исследователи и отмечают, что наблюдается также и поляризация взглядов, так как растет число респондентов, не принимающих такие отношения, при снижении доли тех, кто не имеет определенного мнения. Молодые люди (до 25 лет) в большинстве (53%) настроены по отношению к ЛГБТ благожелательно, тогда как старшее поколение (55+) – в основном (81%) отрицательно. Эти данные на небольшой нерепрезентативной выборке подтверждает также Рикель А.М. (2020).

Почти 25% россиян в последние 17 лет (столько проводятся соответствующие опросы) считают, что ЛГБ-люди больны и их нужно лечить (ВЦИОМ, 2021).

При этом опрос «Левады» 2020 года показал, что почти 20% россиян хотели бы «ликвидировать» геев и лесбиянок, а более трети предпочли бы изолировать их от общества («Левада», 2020). Примечательно, что в 2021 году число только зафиксированных актов насилия в отношении ЛГБТ в России достигло максимума с 2013 года, когда был принят печально известный закон о «пропаганде нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних» (центр «Сова», 2022). При этом данные «Совы» не учитывают преступления, совершенные на Северном Кавказе, где, по некоторым данным, 100% ЛГБТ-женщин подвергались физическому и психологическому насилию в семье, 24% – религиозным пыткам, а треть совершали попытку суицида (проект «Квир-женщины Северного Кавказа», 2018).

По данным Российской ЛГБТ-сети, в 2021 году почти 80% всех ЛГБТ-людей в России подвергались одному или нескольким видам дискриминации или насилия в связи со своими СОГИ, годом ранее доля столкнувшихся с насилием и дискриминацией составляла чуть менее 65% (Российская ЛГБТ-сеть, 2021).

При этом дискриминация и насилие в отношении ЛГБТ-людей встречаются в самых разных сферах жизни: психологическое давление оказывают родственники и знакомые, насилие проявляют незнакомцы и представители власти.

Одновременно с этим ЛГБТ-людям значительно сложнее, чем гетеросексуальным людям, накапливать и использовать копинговые ресурсы. В частности, ЛГБТ-люди чаще, чем их гетеросексуальные сверстники, вынуждены переезжать из родных мест в крупные города, где оказываются в уязвимом финансовом и правовом положении (ЛГБТ-группа «Выход», 2021).

ЛГБТ-людям сложнее найти работу, а почти 40% работодателей откажут соискателю из-за принадлежности к сексуальному или гендерному меньшинству (Inc.,2020). В 2021 году почти 17% ЛГБТ-людей (а среди трансперсон – до 47%) столкнулись с дискриминацией на рабочем месте (Российская ЛГБТ-сеть, 2021).

Хотя доля россиян, которые считают, что сексуальная ориентация – это личное дело каждого, с 2014 года выросла на семь процентных пунктов – до 30%, только 5% наших соотечественников безоговорочно признают за ЛГБТ-людьми право на вступление в брак (ВЦИОМ, 2021). Половина россиян считает, что свою принадлежность к ЛГБ следует скрывать (ФОМ, 2019).
В то же время ВЦИОМ (2022) выяснил, что за последние семь лет доля россиян, которые уверены, что не имеют знакомых негетеросексуальной ориентации, упала на 17 процентных пунктов – до 65%. Одновременно с этим люди утверждают, что за последние десять лет активность «ЛГБТ-пропаганды» выросла в два раза (с ней сталкивались 13% респондентов). При этом Илья Ломакин, эксперт департамента издательских программ ВЦИОМ, говоря о том, что россияне считают пропагандой, указывает (ВЦИОМ, 2022):
...здесь мы в подавляющем числе случаев видим упоминания СМИ, федеральных телеканалов, которым достаточно лишь обсуждать тему ЛГБТК+, и не всегда в положительном ключе, чтобы респонденты восприняли это как пропаганду (например, "на государственном телевидении постоянно показывают гей-парады, проходящие в Европе")
Илья Ломакин, эксперт департамента издательских программ ВЦИОМ
Лишь вскользь упомянув о продолжающейся многолетней государственной кампании против «пропаганды» ЛГБТ, отметим также, что не имеем даже намерения перечислять все многочисленные (принятые и отклоненные) законодательные инициативы, направленные на ущемление прав квирсообщества в России.

Хотя нам не удалось обнаружить исследований, посвященных влиянию такой обстановки на психологическое благополучие российского квирсообщества, по косвенным данным можно говорить о том, что влияние это отнюдь не позитивно.

В Польше, такой же, как и Россия, стране «правого поворота» (Популизм как общий вызов, 2018), доля представителей ЛГБТ-комьюнити, сообщавших о серьезных симптомах депрессии в 2019–2020 годах, поднялась до 44% (против 28% в 2017 году) (Reuters, 2021). Рост депрессивных настроений совпал с ужесточением анти-ЛГБТ-риторики представителей правящей партии. Это в целом соответствует эмпирическим данным об эпидемиологии психических расстройств, которые мы приводили выше.
Программа исследования

Целью исследования было выявить факторы самостигматизации у людей с негетеросексуальной ориентацией.

Объектом исследования была самостигматизация, понимаемая как высокий уровень личной гомо- и бинегативности (ГБ-негативности), у людей с негетеросексуальной ориентацией.

Предмет исследования: конкретные факторы самостигматизации у людей с негетеросексуальной ориентацией.

Задачи исследования:

1. проанализировать основные концепции и исследования личной гомонегативности и самостигматизации у ЛГБ и обозначить контексты его изучения в психологии;

2. определить уровень личной ГБ-негативности у различных групп ЛГБ;

3. исследовать различные факторы самостигматизации у ЛГБ;

4. выявить корреляции между этими факторами и уровнем личной ГБ-негативности. Основная гипотеза: уровень самостигматизации связан с несколькими группами факторов: особенностями личности, особенностями социального статуса, сексуальным опытом человека и его социальным опытом.

Рабочие гипотезы:

1. Уровень личной ГБ-негативности тем выше, чем выше общая социальная тревожность.
2. Уровень личной ГБ-негативности тем выше, чем ниже самооценка.
3. Уровень личной ГБ-негативности тем выше, чем выше негативная возбудимость.
4. Уровень личной ГБ-негативности тем выше, чем старше респондент.
5. Уровень личной ГБ-негативности тем выше, чем ниже уровень образования.
6. Уровень личной ГБ-негативности тем выше, чем меньше размер населенного пункта, в котором живет респондент.
7. Уровень личной ГБ-негативности тем выше, чем выше уровень маргинализации.
8. Уровень личной ГБ-негативности тем выше, чем выше показатель воспринимаемой дискриминации.
9. Уровень личной ГБ-негативности тем выше, чем выше степень сокрытия сексуальной ориентации.
10. Уровень личной ГБ-негативности тем выше, чем выше степень озабоченности стигмой.
11. Уровень личной ГБ-негативности зависит от статуса отношений, наличие постоянного партнера своего пола снижает уровень личной ГБ-негативности, наличие партнера противоположного пола и отсутствие постоянного партнера увеличивают уровень личной ГБ-негативности.
12. Уровень личной ГБ-негативности зависит от свойств сексуальных контактов респондента: чем выше доля однополых контактов, тем выше уровень личной гомонегативности.
13. Уровень личной ГБ-негативности тем выше, чем старше был респондент в момент первого гомосексуального опыта.
14. Уровень личной ГБ-негативности тем выше, чем хуже респондент оценивает свой первый гомосексуальный опыт.
15. Уровень личной ГБ-негативности тем выше, чем хуже респондент оценил информацию о существовании других негетеросексуальных людей в момент ее получения, при этом оценка будет тем негативнее, чем старше был респондент, и будет зависеть от источника получения этой информации.
16. Уровень личной ГБ-негативности тем выше, чем старше был респондент в момент осознания своей негетеросексуальной ориентации.
17. Уровень личной ГБ-негативности зависит от оценки первого сексуального опыта, при этом уровень личной гомонегативности выше, если гетеросексуальный опыт предшествовал гомосексуальному и оценка первого гетеросексуального опыта оказалась выше, чем оценка последующего гомосексуального опыта.
Предполагаемая структура факторов самостигматизации у людей с негетеросексуальной ориентацией
Описание выборки
Показатель
-
Кол-во респондентов
%
Возраст
18–20
21–25
26–30
31–35
36–40
41–45
>46
66
129
126
94
57
20
12
11,3
26,2
25,7
18,9
11,4
4
2,4

Место проживания (численность населения)
>1 000 000 человек
<1 000 000 человек
351
143
71,1
28,9

Образование
Отсутствует, основное общее, среднее общее
Среднее специальное
Неоконченное высшее
Высшее
Ученая степень
29

33
83
317
32
5,9

6,7
16,8
64,2
6,5

Пол, приписанный при рождении
Женский
Мужской
196
298
39,7
60,3

Гендерная идентичность
Женская
Мужская
Другая
169
298
27
34,8
59,6
5,6

Ориентация
Гей
Лесбиянка
Бисексуалка
Бисексуал
266
80
115
33
53,8
16,2
23,3
6,7

Основную часть выборки исследования составляют лесбиянки, геи и бисексуальные мужчины и женщины в возрасте 21–25 лет (26,2%), а также респонденты в возрасте 26–30 лет (25,7%). Обратившись к табл. 2, стоит отметить, что среди геев наиболее представлена возрастная группа 31–35 лет (24,8%), среди лесбиянок – группа21–25 лет (31,2%), среди бисексуалок – группа 21–25 лет (30,5%), среди бисексуалов – группа 26–30 лет (33,3%). Наименее представленной возрастной группой являются люди старше 41 года – их доля не превышает 9%.

Что касается размера населенного пункта, где проживают респонденты, то большая часть участников исследования проживает в городах-миллионниках (от 57,6% до 75,6%), на втором месте – группа проживающих в городах с населением меньше миллиона человек (от 19,9% до 33,9%).

Большинство респондентов вне зависимости от сексуальной ориентации совершали переезд в место, в котором сейчас проживают, – таких людей оказалось во всех группах более половины (от 60% до 67,7%).

Большая часть (52,4%) участников и участниц исследования являются наемными сотрудниками и сотрудницами с полной занятостью, а также самозанятыми (28%) – владельцами бизнеса, фрилансерами и проч. Значительную долю выборки составляют студенты. Стоит отметить, что этот пункт не предполагал детализации, поэтому к нему были отнесены все обучающиеся, получающие высшее образование I, II (бакалавриат, специалитет, магистратура) или III уровня (аспирантура, ординатура, адъюнктура).

Что касается статуса отношений, то большинство лесбиянок находятся вотношениях с представителями своего пола (43,8%). Примечательно, что ни одна респондентка-лесбиянка не состоит в отношениях с партнером противоположного пола, зато 13,8% состоят в браке (зарегистрированном или незарегистрированном).

Геи состоят в отношениях несколько реже: постоянный партнер своего пола при этом есть у подавляющего большинства геев, состоящих в отношениях (38,7%), однако есть случаи, когда геи состоят в отношениях с партнерами противоположного пола. В браке состоят чуть более 5% геев.

Среди бисексуалок 23,5% находятся в отношениях с представителями своего пола и 15,7% – с представителями противоположного пола. Среди бисексуалов аналогичные показатели составляют 33,3% и 12,1% соответственно.

При этом большинство респондентов во всех группах за исключением лесбиянок вообще не состоят в постоянных отношениях (от 36,4% до 52,6% в разных группах).

Что касается гендерной идентичности, большинство респондентов указывали женскую или мужскую (от 85,2% до 97,4% в разных группах), которая чаще совпадала сполом, приписанным при рождении. Также респонденты указывали другие идентичности: небинарные, агендерные, флюидные (от 2,2% до 14,8% в разных группах). Бисексуалки и бисексуалы оказываются негетеронормативными чаще, чем лесбиянки и геи.

Выборка оказалась довольно однородной по уровню образования респондентов. Во всех подгруппах более 3/4 опрошенных имеют высшее образование (от 62,6% до 72,7%) или находятся в процессе его получения (от 6,1% до 21,7%).

Хотя в анкете для определения структуры сексуальных контактов респондентов использовалась шкала Кинси, для удобства отображения данных и упрощения подсчетов результаты были перекодированы. Были созданы три группы: в одну группу были помещены люди преимущественно с гомосексуальными контактами, в другую – люди с преимущественно гетеросексуальными контактами, в третью – люди без сексуальных контактов.

Подавляющее большинство геев (95,8%) имеют только или преимущественно гомосексуальные контакты (значительная доля респондентов вообще не имела гетеросексуального опыта). У лесбиянок только или преимущественно гомосексуальные контакты имеют 81,5% участников исследования. У бисексуалок преимущественно гетеросексуальные контакты свойственны 17,4% опрошенных, у бисексуалов – 18,2%.

Доля респондентов, не имеющих никаких сексуальных контактов, колеблется от 3,4% (геи) до 15,2% (бисексуалы).
Ограничения выборки

Для начала обратимся к возрастным особенностям выборки. Во-первых, две самые большие возрастные группы в выборке – это люди в возрасте от 21 года до 25 лет (26,2%) и от 26 до 30 лет (25,7%). Для сравнения: по данным Росстата, в целом по стране к аналогичным возрастным группам относится соответственно всего 5,9% и 7% населения страше 18 лет (Росстат, 2022). При этом люди старше 36 лет составляют только 17,8% выборки, тогда как в целом по стране людей старше 36 лет 74% от всего совершеннолетнего населения.

Таким образом, очевидно, что выборка не является репрезентативной с точки зрения возрастной структуры. Впрочем, как уже упоминалось выше, данных о структуре ЛГБ-сообщества нашей страны у нас нет. Этот вопрос требует отдельного масштабного внимания социологов.

Во-вторых, подавляющее большинство респондентов нашей выборки проживают в городах с населением более 1 миллиона человек (71,1%), тогда как в среднем по России в городах-миллионниках живут около четверти жителей страны (Интерфакс, 2022).

В-третьих, большинство участников и участниц исследования – это люди с высшим образованием (70,7%). При этом выборка значительно отличается от общенациональной: по состоянию на 2021 год доля россиян, имеющих высшее образование, составляет около 30% («Российская газета», 2021).

По-видимому, эти особенности выборки связаны с методом сбора данных (через Интернет), а также рекрутинга респондентов (метод «снежного кома»). Каналы, использованные для привлечения респондентов, также, вероятно, оказали влияние на собранные данные, поскольку очевидно, что в исследовании приняли участие те представители ЛГБ-сообщества, которые, по крайней мере, до какой-то степени относят себя к таковым, а значит, демонстрируют большую степень самопринятия по сравнению с теми ЛГБ-людьми, которые хотя и относятся к комьюнити, например, по признаку сексуального поведения, но не причисляют себя к нему с точки зрения своей идентификации. Иными словами, в исследовании приняли участие диспропорционально больше более открытых ЛГБ-людей.

Выборка также отличается от общенациональной по признаку пола, приписанного при рождении: мужской пол указали 60,3% респондентов, а женский – 39,7%.

К ограничениям выборки также стоит отнести размер подгрупп по типу сексуальной ориентации. Так, геев в финальной выборке оказалось 266 человек (53,6% от общей выборки), бисексуальных женщин – 115 (23,3%), лесбиянок – 80 (16,2%), а бисексуалов-мужчин – всего 33 (6,7%). Небольшой размер последней подгруппы мог несколько исказить полученные результаты. Кроме того, как было указано выше, проверка некоторых гипотез в полной мере оказалась невозможной, поскольку не в каждой подгруппе удалось получить достаточное для оценки корреляций количество ответов.
Методы исследования их ограничения
Исследование предполагало использование количественных методов. Эмпирическая часть исследования включала анкетирование (использовалась авторская анкета, см. Приложение А) и тестирование (применялся набор психологических методик). Весь опросник состоял из 72 вопросов и был поделен на 11 блоков (1–3 – авторская анкета, 4–11 – набор психологических методик). Первичная выборка получена методом снежного кома. Ниже приведем описание авторской анкеты и психологических методик, выбранных для проведения настоящего исследования.

1. Авторская анкета

Анкета была разработана на основе анализа русскоязычных и англоязычных исследований, посвященных личной гомонегативности и самостигматизации у ЛГБ. Анкета состояла из 19 открытых и закрытых вопросов, поделенных на три блока.

Блок 1. Портрет респондента. Исследовались социально-демографические показатели: возраст, размер населенного пункта, образование, род деятельности, пол и гендер, ориентация, сексуальные контакты – использовалась шкала Кинси (Kinsey, Pomeroy, & Martin, 2003) и статус отношений.

Блок 2. Сексуальный опыт и его эмоциональная оценка. Задавались вопросы опервом сексуальном опыте (пол партнера и возраст вступления в сексуальные отношения) и его оценке (использовалась 6-балльная шкала Лайкерта, где 1 – крайне отрицательно / неприменимо, а 6 – крайне положительно).

Блок 3. Осознание сексуальной ориентации и ее оценка. Респонденту нужно было ответить на вопросы о возрасте осознания своей ориентации, отношении к этому открытию, источнике информации о других людях негетеросексуальной ориентации и о том, как респондент оценил эту информацию в момент ее получения (использовалась 6- балльная шкала Лайкерта, где 1 – крайне отрицательно, а 6 – крайне положительно).

2. Психологическое тестирование

Психологическое тестирование проводилось при помощи ряда апробированных методик, подразделенных в опроснике на девять блоков.

Блок 4. Личная гомонегативность. Модификация подраздела «Личная гомонегативность» опросника внутренней гомонегативности Мэйфилда (Internalized Homonegativity Inventory, IHNI) (Mayfield, 2001), предложенная Элмером и коллегами (Elmer, van Tilburg, & Fokkema, 2022). Мэйфилд разработал свой инструмент для измерения интернализованной гомонегативности в 2001 году, поскольку существовавшие на тот момент метрики не обладали достаточной валидностью, так как широта формулировок допускала множественные трактовки утверждений и могла путать респондентов. В настоящее время методика Мэйфилда является одной из наиболее распространенных. В 2016 году ее модификация была адаптирована для гомосексуалов (Яныкин и Наследов, 2016), и для бисексуалов (Буцык, 2016). Метрика Мэйфилда состоит из 23 утверждений и измеряет три параметра: «Личная гомонегативность» (11 утверждений), «Принятие своей гомосексуальности» (7 утверждений) и «Моральность гомосексуальности» (5 утверждений). Вслед за Элмером и коллегами мы использовали сокращенный вариант методики Мэйфилда, состоящий из 6 утверждений с наибольшим весом по результатам факторного анализа, поскольку при меньшем количестве вопросов такой набор демонстрирует отличную надежность (ω = .91). Вслед за Яныкиным и Наследовым отказались от тестирования утверждения «Иногда мне кажется, что мне лучше было бы умереть, чем быть геем» из-за опасений травмировать респондентов, однако, в отличие от авторов русскоязычных модификаций, поскольку технические особенности проведения исследования предполагали работу со смешанной выборкой (не только гомосексуалы, но и лесбиянки, бисексуалы, транслюди и небинарные персоны), мы приняли решение использовать формулировку «люди моего пола», отказавшись от использования слов «гомосексуальный» и «бисексуальный» (и их производных).

Блок 5. Маргинализация. Авторская модификация подраздела «Гражданин второго сорта» опросника гомонегативной микроагрессии (Second-Class Citizen subscale of Homonegative Microaggression Scale, HMS) (Wright & Wegner, 2012; Wegner, 2014). Эта относительно новая метрика была опубликована Райтом и Вегнером в 2012 году и доработана Вегнером в 2014-м. Авторы исследовали влияние феномена микроагрессии (термин появился еще в 1970-е) на психологическое благополучие ЛГБТ-людей. Основываясь на работах Сью и коллег (Sue, et al., 2007), которые предложили таксономию микроагрессий в отношении расовых меньшинств, Райт и Вегнер разработали опросник, состоящий из 45 утверждений, подразделенных на четыре подшкалы: «Предполагаемое отклонение», «Гражданин второго сорта», «Предположения о гей-культуре», «Стереотипные познания и поведение». Подраздел «Гражданин второго сорта» был выбран, так как составляющие его вопросы в наибольшей степени подходят для оценки воспринимаемой респондентами маргинализации, кроме того, вопросы других разделов содержательно оказались достаточно далеки от повседневного опыта большинства российских респондентов и, по-видимому, не дали бы валидных результатов. Стоит отметить, что полноценной адаптации опросника для русскоязычных респондентов до настоящего времени не сделано.

Блок 6. Повседневный гетеросексистский опыт. Авторская модификация раздела «Харассмент/дискриминация» опросника повседневного гетеросексистского опыта (Daily Heterosexist Experiences Questionnaire, DHEQ). Опросник, состоящий из 50 утверждений, разработали Balsam и коллеги в 2013 году (Balsam, Beadnell, & Molina, 2013). В опроснике девять разделов: «бдительность», «харассмент/дискриминация», «гендерная экспрессия», «родительство», «виктимизация», «родная семья», «косвенная травма», «изоляция», «ВИЧ/СПИД». Разработанная Balsam и коллегами метрика применяется для самооценки респондентами случаев проявленного в их отношении гетеросексизма. Опросник создан на основе теории стресса меньшинств. Опросник не адаптирован для русскоязычных респондентов.

Блок 7. Сокрытие сексуальной ориентации. Авторская модификация подраздела «Сокрытие» опросника Nebraska Outness Scale (Meidlinger & Hope, 2014). Опросник состоит из двух разделов – «Раскрытие» и «Сокрытие», в каждом из которых респондентам нужно оценить соответственно степень своей открытости или закрытости относительно собственной ориентации при общении с разными группами людей – от ближайших родственников до случайных знакомых. Работа Медлингера и Хоуп уточнила понятие «открытость» (применительно к демонстрации своей сексуальности), впервые введя важное различие между раскрытием и сокрытием. Авторы исследовали влияние этих двух конструктов на благополучие ЛГБ-людей и пришли к выводу, что сокрытие оказывает более выраженное негативное влияние в рамках теории стресса меньшинств. Кроме того, параметр сокрытия показал большую, чем у параметра раскрытия, согласованность среди различных групп ЛГБ. Опросник не адаптирован для русскоязычных респондентов.

Блок 8. Озабоченность стигмой. Авторская модификация подраздела «Обеспокоенность принятием» (Acceptance Concerns) опросника Lesbian, Gay, and Bisexual Identity Scale, LGBIS. Опросник разработали Мор и Кендра в 2008 году, в 2011-м представив уточненную версию (Mohr & Kendra, 2011). В своей работе они опирались на созданный в 2000 году опросник Lesbian and Gay Identity Scale (LGIS) авторства Мора и Фассингер (Mohr & Fassinger, 2000), адаптировав последний для бисексуальных респондентов. Опросник содержит 33 утверждения, которые оценивают восемь параметров: «Обеспокоенность принятием» (3 утверждения), «Мотивация к сокрытию» (3 утверждения), «Неуверенность в идентичности» (4 утверждения), «Интернализованная гомонегативность» (3 утверждения), «Трудность принятия» (3 утверждения), «Превосходство идентичности» (3 утверждения), «Подтверждение идентичности» (3 утверждения) и «Сконцентрированность на идентичности» (5 утверждений). Опросник не адаптирован для русскоязычных респондентов.

Блок 9. Общая социальная тревожность. Авторская модификация опросника Brief Fear of Negative Evaluation-II (BFNE-II). Опросник был разработан Карлтоном и коллегами в 2006–2007 годах (Carleton, McCreary, Norton, & Asmundson, 2006; Carleton, Collimore, & Asmundson, 2007) на основе более раннего опросника Лири (Leary, 1983). Шкала содержит 12 утверждений, которые оценивают общую социальную тревожность индивида. Англоязычная версия опросника отличается высокой надежностью и валидностью. Опросник не адаптирован для русскоязычных респондентов.

Блок 10. Негативная возбудимость. Использовался подраздел «Негативная возбудимость» опросника DS14RU (14-item Type D Scale Russian, русскоязычная версия 14-пунктовой шкалы выявления типа личности Д) в адаптации Г.С. Пушкарева, С.Т. Мацкеплишвили, В.А. Кузнецова (Пушкарев, Мацкеплишвили, Кузнецов, 2021).Опросник содержит 14 утверждений, которые оценивают две метрики (по 7 утверждений на каждую): «социальное ингибирование» и «негативная возбудимость».

Блок 11. Самооценка. Опросник самоуважения Розенберга (RSES). Эту методику Моррис Розенберг разработал еще в 60-е годы, и с тех пор она остается одним из наиболее популярных инструментов измерения самооценки. Методика содержит всего 10 утверждений. Респондентам предлагается выразить свое согласие или несогласие с ними (Rosenberg, 1965). Порядок утверждений в опроснике был изменен так, чтобы последним оказалось позитивное утверждение. Это было сделано из соображений заботы ореспондентах, которым в процессе работы над опросником пришлось оценивать множество негативных утверждений, способных пробудить травмирующие воспоминания.

2.4. Процедура исследования

Эмпирическое исследование было проведено в один этап в виде онлайн-опроса на платформе Google Forms. Опрос был анонимным, анкета распространялась в сети Интернет через сообщества ЛГБТ-людей, блогеров и тематические чаты. Перед прохождением опроса респонденты должны были ознакомиться с информированным согласием и подтвердить свой возраст (лица младше 18 лет к прохождению опроса не допускались). Опрос проводился с 20 апреля по 8 июня 2022 года.

По завершении сбора данных и их преобразования были получены значения социально-демографических и психологических переменных. К первым относятся возраст, размер населенного пункта, где в настоящее время проживает респондент, опыт переезда, уровень образования, род деятельности, пол, приписанный при рождении, гендерная идентичность, сексуальная ориентация, сексуальные контакты респондента, статус отношений, сексуальный опыт (возраст и пол первого партнера) и его оценка, возраст осознания собственной ориентации и оценка этого опыта, опыт получения информации о других негетеросексуальных людях и его оценка. Ко вторым относятся уровень личной гомонегативности, уровень воспринимаемой маргинализации, уровень воспринимаемого повседневного гетеросексизма, уровень сокрытия сексуальной ориентации, уровень озабоченности стигмой, уровень общей социальной тревожности, уровень негативной возбудимости и уровень самооценки.

Далее укажем на методологические ограничения. Для начала упомянем, что, в отличие от многих современных западных исследований, в нашем исследовании не изучалась такая переменная, как финансовое благополучие (например, уровень дохода) респондентов, хотя эмпирические данные указывают, что уровень дохода может коррелировать с уровнем внутренней гомонегативности (Quinn, et al., 2015).

Вторым важным методологическим ограничением стало то, что большинство методик, предназначенных для оценки опыта негетеросексуальных людей, не адаптированы для русскоязычных респондентов, а некоторые содержащиеся в этих методиках вопросы и утверждения имеют культурную специфику, не вполне ясную для русскоговорящих, на что участники и участницы и указывали в форме обратной связи, прикрепленной к анкете.

Наконец, отметим, что исследование построено исключительно на шкалах, которые предполагают самоотчет респондентов, а значит, следует учитывать, что по крайней мере в некоторых случаях респонденты могли давать, например, социально ожидаемые ответы или иным образом искажать предоставляемую информацию.
Обсуждение результатов и выводы

Выборка нашего исследования оказалась составлена из людей, склонных к повышенной мобильности, – около двух третей всех респондентов совершали переезд из мест, где они родились. Учитывая, что при этом подавляющее большинство респондентов живут в крупных городах, весьма вероятно, что такая мобильность объясняется в том числе и тем, что в населенных пунктах крупнее размером больше квирсообщество и, соответственно, больше социальных ресурсов.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что значительная часть респондентов не состоят в отношениях (от 36,4% до 52,6% в разных группах). При этом у геев этот показатель максимальный – 52,6%, что может быть указанием на степень стигматизации этой группы, из-за чего ее представителям может быть сложнее находить партнеров и оставаться в отношениях из-за внешних условий, или говорить о влиянии интернализованной стигмы (Frost & Meyer, 2009).

Также вызывает интерес то, что существенная часть участников выборки указали, что вообще не имеют сексуальных контактов, в среднем почти 6%. Неизвестно (и требуется отдельно исследовать этот вопрос), можно ли в данном случае говорить о том, что респонденты описывают текущую ситуацию или, например, указывают на свою асексуальную идентичность, которую по каким-то причинам обозначают иначе. Стоит отметить, что одно из последних исследований показало, что в США к асексуалам себя относят не более 1,7% населения (Rothblum, E. D., Krueger, E. A., Kittle, K. R. et al., 2020).

При этом наше исследование показало, что существуют значительные межгрупповые различия. Так, у геев и бисексуальных женщин об отсутствии сексуальных контактов сообщили только 3,4% и 4,3% соответственно, а у лесбиянок и бисексуальных мужчин – 16% и 15,2%. И если у бисексуалов столь высокий показатель может быть объяснен довольно небольшой выборкой (N = 33), то у лесбиянок такой показатель, по-видимому, нуждается в дополнительном исследовании.

Обратимся теперь к описанию данных о различных психологических характеристиках исследованной выборки.

Использование более точной, однако неадаптированной версии опросника личной ГБ-негативности исключает возможность сравнения сырых баллов нашей выборки с сырыми баллами этого показателя у ЛГБ-людей, принимавших участие в других исследованиях. Впрочем, такое сравнение и не входило в задачи настоящей работы. Мы обнаружили, что уровень ГБ-негативности почти не отличается у разных групп, за исключением бисексуальных мужчин, у которых он почти в 1,5 раза выше, чем у других групп. Здесь, как и в ряде других случаев, стоит еще раз упомянуть, что в исследовании приняли участие всего 33 мужчины бисексуальной ориентации, что могло повлиять на полученные результаты. Впрочем, повышенный уровень личной бинегативности в этой группе также может говорить о двойной стигме (Friedman et al., 2014). В то же время такая же двойная стигма, по крайней мере в теории, могла бы существовать в отношении женщин гомо- и бисексуальной ориентации. Здесь, однако, по всей видимости, в дело вступают культурные особенности нашего социума, который, допуская определенную дискриминацию женщин, например в трудовой сфере («Российская газета», 2019), по- видимому, более терпим к вариативности женской сексуальности по сравнению с вариативностью сексуальности мужской. Действительно, разница в отношении к негетеросексуальным мужчинам и женщинам в российском обществе была отмечена еще И. Коном в книге «Лики и маски однополой любви. Лунный свет на заре», где было указано, что гомосексуальное поведение у мужчин скорее подвергнется осуждению, чем такое же поведение у женщин (Кон, 2003).

Как показал корреляционный анализ, шкала «Личная гомонегативность» положительно взаимосвязана со шкалами «Социальная тревожность» (rs=0,407; p≤,001), «Негативная возбудимость» (rs=0,316; p≤,001) и «Самооценка» (rs=0,120; p≤,01). Положительная связь между социальной тревожностью и личной ГБ-негативностью подтверждается данными обширного и свежего метаанализа (Mahon, Lombard-Vance, Kiernan, Pachankis, & Gallagher, 2021), который, впрочем, в основном опирается на исследования, проведенные в США. Во втором случае положительная корреляция также в целом предсказывается теорией, потому что, по данным исследований, высокий уровень негативной возбудимости надежно предсказывает склонность индивида негативно оценивать даже благоприятные ситуации, что, согласно RS-модели, может также способствовать более активной интернализации индивидом негативных посланий социума (Araiza, Freitas, & Klein, 2020). Таким образом, подтвердились рабочие гипотезы 1 и 3.

Сложнее дело обстоит с положительной связью, которая обнаружилась между шкалами «Личная гомонегативность» и «Самооценка», что противоречит рабочей гипотезе 2.

С одной стороны, такая связь как будто бы противоречит не только интуиции, но и эмпирическим данным. Например, отрицательную корреляцию обнаружили Яныкин и Наследов (2016) для российской выборки гомосексуальных мужчин и женщин, а Берг, Мюнте-Каас и Росс – в масштабном метаанализе (проанализировано 201 исследование с участием ЛГБ-людей, жиущих в Северной Америке) (Berg, Munthe-Kaas, & Ross, 2016). С другой стороны, могут быть и другие объяснения. Если исключить ошибки в расчетах и погрешности методик, можно выдвинуть несколько предположений, каждое из которых потребует дополнительных исследований. Например, можно предположить, что свою роль сыграл дизайн исследования. Блок со шкалой Розенберга был помещен в опроснике последним, кроме того, утверждения этой шкалы были предъявлены респондентам в такой последовательности, чтобы наиболее позитивные утверждения были последними. Можно предположить, что респонденты ситуативно давали этим утверждениям более высокую оценку, поскольку чувствовали себя лучше, «преодолев» длинную анкету и найдя в себе смелость предъявить свою стигматизируемую идентичность. Может быть и другое объяснение. Возможно, что в России у представителей квиркомьюнити в условиях большего, чем на Западе, давления социума выработался особенный механизм отношения к собственной стигме. Допустим, ЛГБ-люди в России дают социально ожидаемые ответы, которые могут быть интерпретированы как высокий уровень личной ГБ-негативности, тогда как в действительности самоотношение респондентов выглядит иначе. Таким образом, нам, вероятно, нужны другие, более чувствительные методики для определения уровня ГБ-негативности у российских ЛГБ-людей.

Кроме того, известно, например, по данным исследований Мейера (2003), что в ряде случаев производные стигматизации, например степень вовлеченности в жизнь ЛГБ- сообщества, могут выступать в роли модераторов в отношениях между внешними, связанными с гомофобией в обществе, стрессорами и психологическим благополучием.

Иными словами, чем сильнее давление социума на стигматизированную группу, тем сплоченнее стигматизированное сообщество, тем больше социальных ресурсов у члена такого сообщества, чтобы справляться с внешним давлением. Возможно, существует некий модератор, который меняет знак корреляции между самооценкой ЛГБ-людей и степенью их личной ГБ-негативности, который не был, однако, выявлен в рамках данного исследования. Можно предположить, что если уровень внешнего давления достигает определенного градуса, для индивида становится психологически выгоднее как бы бравировать собственным презрением к стигматизированной части своей идентичности, как если бы человек мог гордиться градусом обращенного к себе презрения.

Рабочая гипотеза 4 также не нашла подтверждения. Опираясь на данные социологии, которые указывают, что более возрастные респонденты, как правило, хуже относятся к ЛГБ-людям, мы предположили, что аналогичная тенденция может наблюдаться и в случае с интернализованной стигмой. Однако такой связи не обнаружилось. Гипотезы 13 и 16, которые явились производными гипотезы 4, а также гипотеза 14, тесно связанная с гипотезой 13, тоже не нашли подтверждения ни при анализе общей выборки, ни в разрезе групп разной ориентации.

Возможно, дело в особенностях выборки, на которые мы указали выше, однако, может быть, речь идет о наличии неких модераторов, которые также влияют на наличие или отсутствие статистически значимой связи между двумя переменными. Например, хотя принадлежность к более старшему поколению в среднем должна быть предиктором большего уровня ГБ-негативности, больший опыт взаимодействия с комьюнити в течение жизни, напротив, снижает ГБ-негативность, причем вес второго фактора оказывается выше. В связи с этим дополнительные исследования могли бы оттолкнуться от того факта, что отрицательная взаимосвязь между возрастом и уровнем личной гомонегативности обнаружилась у лесбиянок.

Рабочая гипотеза 5 также не нашла подтверждения, при этом выяснилось, что для людей с ученой степенью характерна более высокая личная ГБ-негативность, чем для всех прочих подгрупп. Как и в других случаях, это может объясняться особенностями выборки, потому что респондентов с ученой степенью во всех группах набралось всего 33 человека. Однако речь может идти и о более сложной закономерности или отличительной особенности этой социальной подгруппы. Кроме того, непараметрический анализ показал некоторые не очень ярко выраженные тенденции, указывающие на то, что люди с высшим образованием в среднем имеют уровень ГБ-негативности несколько ниже, чем люди без высшего образования.

Рабочая гипотеза 6 также не нашла прямого подтверждения: размер населенного пункта не влияет на уровень личной ГБ-негативности респондента, однако здесь также наблюдается тенденция, которая указывает на то, что жители больших городов все-таки склонны меньше критиковать себя за принадлежность к ЛГБ.

В соответствии с эмпирическими данными западных исследований подтвердились рабочие гипотезы 7, 8, 9 и 10. Выявлена положительная взаимосвязь шкалы «Личная гомонегативность» со шкалами «Маргинализация» (rs=0,231; p≤,001), «Дискриминация» (rs=0,146; p≤,001), «Сокрытие ориентации» (rs=0,411; p≤,001) и «Озабоченность стигмой» (rs=0,574; p≤,001) (Kuyper & Fokkema, 2010; Wegner, 2014; Dyar, Sarno, Newcomb, & Whitton, 2020). При этом дополнительные исследования нужны, чтобы установить происхождение групповых различий в наблюдаемых корреляциях.

Рабочая гипотеза 11 не нашла прямого подтверждения, однако обнаруженные тенденции (ЛГБ-люди, не состоящие в отношениях, демонстрируют самые высокие уровни ГБ-негативности) в целом согласуются с данными последних исследований, которые указывают на то, что стресс меньшинств в целом и высокий уровень ГБ- негативности в частности коррелируют с меньшим успехом в построении отношений (Elmer, van Tilburg, & Fokkema, 2022; Cao, et al., 2017; Doyle & Molix, 2015).

Вероятно, гипотеза 11 должна в дальнейшем исследоваться в связи с рабочей гипотезой 12, которая также не нашла однозначного подтверждения по результатам нашего исследования, поскольку проверка гипотезы 12 позволила установить, что уровень ГБ-негативности наиболее высок у респондентов, которые сообщают об отсутствии сексуальных контактов, что также может служить косвенным подтверждением предположения о негативном влиянии стресса меньшинств на способность ЛГБ-людей заводить удовлетворительные интимные отношения. С этой точки зрения также логичным выглядит тот факт, что наименьший уровень личной бинегативности демонстрируют бисексуальные мужчины, имеющие преимущественно гетеросексуальные (то есть наименее порицаемые обществом) контакты.

Гипотеза 15 нашла подтверждение лишь частично, причем, что примечательно, только у гомосексуалов. Шкала «Личная гомонегативность» оказалась взаимосвязана со шкалой «Оценка осознания, что есть другие негетеросексуальные люди» отрицательно (rs=-0,206; p≤,001). То есть чем хуже респондент оценивал информацию о существовании других гомосексуалов в момент ее получения, тем выше уровень личной гомонегативности респондента. Правильно истрактовать эти данные может быть непросто. С одной стороны, вполне вероятно, что они вновь указывают нам на особое положение гомосексуалов как наиболее стигматизируемой группы среди всего ЛГБ- комьюнити, отражающееся в том числе в языке, например в бранных словах, которыми люди могут начать пользоваться еще до того, как понимают их происхождение и значение. С другой стороны, возможна также и ситуация, когда респондент, некритически усвоив эту негативную оценку в отношении гомосексуалов, дает социально ожидаемый ответ, намеренно занижая собственную оценку.

Гипотезу 17 в полной мере проверить не удалось, так как выборка оказалась недостаточно большой, чтобы найти приемлемое для анализа количество респондентов с необходимыми комбинациями сексуального опыта. В целом данные анализа показывают, что ни примат какого-либо сексуального опыта, ни уровень субъективной оценки этого опыта не коррелируют с уровнем личной ГБ-негативности.

Обобщая вышесказанное, следует отметить, что основная гипотеза исследования подтвердилась частично. Уровень личной ГБ-негативности действительно связан с целым рядом факторов, таких как социальный и сексуальный опыт индивида, особенности его или ее личности, а также опытом, специфическим для стигматизируемой группы. Однако если в некоторых случаях, как, например, в случае с опытом стигматизации, обнаруженная связь прослеживается четко, в других случаях она либо не прослеживается, либо находится с основным исследуемым параметром в каких-то сложных отношениях, для исследования которых требуется проведение новых, более сложно структурированных исследований.

Будущие исследования в этом направлении должны, по-видимому, опираться на более масштабные и, следовательно, репрезентативные выборки, отобранные более тщательным образом. Очевидно также и то, что шкалы, использованные в исследовании, нуждаются в адаптации для русскоговорящих респондентов и апробации в условиях российского социума. Кроме того, учитывая сложные взаимосвязи между исследуемыми параметрами, в будущих исследованиях, вероятно, будет разумным сократить количество изучаемых параметров, взамен применив более сложные и трудоемкие методы статистической обработки собранных данных. Наконец, перспективным представляется дополнение количественных исследований качественными: например, многое могли бы дать полуструктурированные интервью или фокус-группы, где респонденты могли бы предоставить ценные сведения, проясняющие их отношение к задаваемым вопросам.
Рекомендации специалистам
Интернализованные гомо- и бифобические убеждения являются устойчивыми, и хотя они поддаются некоторой коррекции (Meyer & Dean, 1998), полное их устранение, по- видимому, маловероятно (Huebner et al., 2002). В результате индивид, по всей видимости, вынужден сталкиваться с последствиями интернализованной стигмы в течение всей жизни (Malyon, 1982).

Если эти утверждения справедливы для относительно благополучных с точки зрения защиты прав ЛГБ-людей западных обществ, особенную значимость они имеют для российского социума, где практикующие специалисты помогающих профессий, в особенности работники сферы психического здоровья, часто вынуждены работать в условиях не только дефицита практических рекомендаций, но и острого дефицита теоретической информации об этой категории клиентов.

Как уже упоминалось, темпы развития квирисследований в России оставляют желать лучшего, хотя отдельные ученые и проводят небольшие исследования, в полной мере специфику ЛГБТ-сообщества нашей страны еще только предстоит определить.

Очевидно, однако, уже на текущем этапе, что во многом наше квиркомьюнити отличается от ЛГБТ-сообществ западных стран, и эти отличия совершенно особенным образом отражаются на психологическом благополучии квирлюдей России.

Результаты этого и последующих аналогичных исследований могут быть полезны практикующим психологам, работающим с ЛГБ-клиентами, поскольку помогут лучше понять истоки и причины нежелательных психологических состояний и проблем в поведении, которые, как мы знаем благодаря исследованиям западных коллег, могут быть крайне многообразны и охватывать буквально все сферы жизни индивида.

Хотя многие, в том числе и практикующие психологи, привыкли думать об ЛГБТ+ как о единой общности, даже наше скромное исследование показывает, что различий между группами этого сложноустроенного сообщества может быть едва ли не больше, чем сходств.

Отдельно стоит обратить внимание практикующих специалистов также на обстоятельство, о котором мы упоминали в теоретическом обзоре и которое, по-видимому, нашло неожиданное подтверждение в обнаруженном нами сложном взаимоотношении между личной ГБ-негативностью и самооценкой. Прежде чем начинать работу с квирклиентами, специалисты должны внимательно изучить себя в поисках возможных предубеждений, сформировавшихся под влиянием гетеросексистского общества, и воздержаться от восприятия любых психических образований в своих клиентах (даже если речь идет о стигме) как чего-то неизбежно и однозначно плохого и вредного для психологического благополучия индивида, поскольку может статься, что эти образования выполняют одновременно несколько функций и играют важную роль в формировании и практическом воплощении копинг-стратегий у ЛГБ-людей.

Практикующие специалисты должны в первую очередь направить свои усилия на глубокое изучение современных представлений о взаимосвязи общественных и индивидуально-психологических процессов, поскольку еще в 2016 году Всемирная психиатрическая организация приняла заявление о том, что показатели распространенности психических расстройств среди ЛГБТ снижаются, когда их права и равенство признаются (Российское общество психиатров, 2016).

Для того чтобы оказывать своим потенциальным клиентам адекватную поддержку и не наносить дополнительный вред, не будучи в состоянии оградить терапевтический процесс от пагубного влияния стигматизирующих посланий внешнего мира, практикующие психологи должны посвящать время изучению современных практических рекомендаций, выработанных специально для работы с ЛГБТ-людьми (см., например, APA, 2022; 2021).
Made on
Tilda